Началось все с вопроса, верно ли утверждение о том, что иллюстрации, сделанные или обработанные с помощью компьютера — «второсортные», или чем-либо хуже сделанных руками .
Так получилось, что все необходимое для работы профессиональному художнику, было у меня под рукой с детства. Родители рисовали много и приносили в дом всевозможную технику, значительно облегчавшую их труд. Некоторые орудия производства они делали сами, другие доставали, пуская в ход всевозможные связи и отдавая за офортные станки и таллеры последние деньги.
Был у нас копировальный стол, сделанный отцом из большой деревянной рамы, покрытой стеклом, аккуратно обклеенным с внутренней стороны несколькими слоями кальки. Снизу стекло подсвечивалось тремя люминесцентными лампами, их света хватало для того, чтобы пробить три слоя 250-граммовой бумаги. Работало это устройство следующим образом: делались наброски, на которые клали белую бумагу, после чего рисунок обводили, по ходу дела поправляя все неточности. Особенно ценной была возможность рисовать тушью на бумаге сразу, без предварительного эскиза, который оставался на нижнем листе. Ничто не сравнится с чистым листом, на котором уверенной рукой, без ошибок, исполнен рисунок пером. Обводя эскиз на копировальном столе, (иногда далеко не первую его версию), художник опирается на подсказку, никому кроме него не видимую. Линии его уверенны, он точно знает, что собирается рисовать, ведь под его рисунком уже находится выстраданная, неоднократно исправленная картинка, на которой остались все ошибки. Ему остается только еще раз обвести собственное произведение и свобода выбора: сделать ли линию безупречной или, играючи, отклониться от курса здесь и там, чтобы немного разнообразить скучное совершенство.
Все эти приспособления остались где-то далеко в нашей «прошлой жизни». А совсем недавно мы вдруг наткнулись на копировальные столы в магазине для художников. Разглядывая агрегаты немецкого производства с красивыми пластиковыми рамами, с кнопочками на боку, мы обнаружили, что наша «домашняя» версия была более всего похожа на самую большую и дорогую из здешних моделей, стоящую целое состояние. Сразу вспомнились старые времена, и то, как хорошо нам работалось, и я вздохнула: «Эх, завести бы такое снова». Но папа, сам когда-то притащивший это чудо техники в дом, вдруг поморщился и сердито покачал головой: «Нет, нет, ни в коем случае! Не надо, это дорога в такой тупик!»
Я была поражена. Ведь так хорошо все получалось! Картинки выходили красивые, линии были четкими, делать то, что нравится, не возвращаясь по сто раз к другим частям работы, было так приятно. Сколько нервов, сил и времени этот стол сэкономил нам всем.
Но когда папа говорит о тупиках нужно его слушать. Уж он-то знает, о чем говорит. Человек, десятилетиями рисовавший тысячи иллюстраций для учебников так, чтобы дети на картинках все были одинакового возраста, и линии были выдержаны в едином стиле, да еще, чтобы все было готово в срок, — такой человек прошел все тупики и трудности, какие только могут встретиться на пути художника.
Все оказалось просто и ужасно: многолетний опыт работы привел моих родителей к тому, что самое ценное в процессе рисования происходит в тот момент, когда человек пытается перенести на холст или бумагу картину, которую он видит глазами или в своем воображении. И с каждой мелочью, помогающей сделать этот необычайно трудный шаг, с каждым наложением нового листа на испорченный рисунок, с каждой калькой, карандашной линией, подправленной и затертой резинкой, с каждой замазанной кляксой, подтянутым вектором, отретушированным пикселем, художник что-то теряет.
На этом месте я хочу обратить внимание некоторых читателей, по просьбам которых написана эта статья, уже начавших гневно стучать кулаками по столу и формулировать письма протеста, что это «что-то» теряет не картинка. Теряет художник.
Здесь не будет спора о том, насколько заметно по рисунку , чем и как его сделали, и становится ли он хуже от использования в работе техники и вспомогательных средств. Каким образом художник достигает своей цели, совершенно неважно для результата, но очень важно для него самого.
Не зря спето столько хвалебных песен о «пути наибольшего сопротивления» — рисовании всего руками, без помощи, без поддержки, с натуры или в крайнем случае с фотографии или собственного наброска, положенных рядом, (а не под кальку!). И не зря именно этот способ рисования — самый тяжелый, нагоняющий тоску, убивающий надежду на то, что когда-нибудь станет лучше или легче.
В этом изнурительном бою, преодолевая нежелание, ощущение полной беспомощности и простую человеческую лень, художник очень медленно и понемногу приобретает что-то очень ценное.
Мой учитель, Владимир Серебровский, называл это «чувством свободы», которое появляется, когда художник понимает, что не боится ничего — он может нарисовать все что угодно, и знает, что для этого ему ничего не нужно, кроме собственных рук и простейших материалов. Описанная в прошлой статье проблема, когда не получается нарисовать то, что художник представляет себе в своем воображении, видимо неразрешима. Нарисовать эмоцию нельзя, когда ее описывают абстрактными образами, она перестает быть тем, чем была в мыслях, и от этого нет спасения.
Но случается, что художник в точности знает, что он хочет нарисовать. Перед ним «натура», он видит ее, знает, каким штрихом, цветом, линией ее нужно исполнить или ему до мельчайших подробностей известно, как будет выглядеть законченное произведение. Выясняется, что и этого не всегда достаточно. Потому что сделать точно, как задумывалось, не получается. Рука не рисует как надо, хочешь нарисовать одно — получается другое. В отличие от предыдущей проблемы, эта напасть лечится,- умение заставить руку делать точно то, что требуется, лучше всего вырабатывается во время рисования самым традиционным и трудным способом.
И больше ничем! Я предпочла поверить на слово Серебровскому и другим людям, знающим, о чем они говорят. Проверять эту теорию мне не хочется — жаль тех нескольких лет, которые для этого нужны.
А то, что приобретается во время вышеописанных мучений и терзаний, приносит очень много вдохновения. Это ли не достойная награда?
P.S. Так что же получается?! — воскликнул мой друг Василий, прочитавший этот текст первым, — рисовать с кальками, обводить отсканированные наброски и пользоваться всякими трюками — нельзя?
Можно и нужно. Потому что работы часто бывает слишком много, чтобы успеть сделать «ручками» все. Но лучше помнить о том, что делая работу «ленивым» способом, художник не приобретет ничего, кроме отдельной готовой картинки, а этого ему иногда мало. Впрочем, здесь уже начинается история о золотой середине, которой будет посвящена следующая статья.
